2020 год уже стал достоянием истории. Год был сложный, трудный, опасный, тревожный, драматичный, противоречивый. Он подтвердил дурную славу, закрепившуюся в народе за високосными годами. Чем же запомнится этот год в истории?
Накануне 2020 года аналитические и прогностические службы крупнейших банков, агентств, газет и журналов прогнозировали рост мирового ВВП в среднем около 3 % с небольшими отклонениями в ту или другую сторону. Цена на нефть марки «Brent» предусматривалась в районе 60 долл. за баррель со значительными «+» или «-» колебаниями. Ничего тревожного в этих прогнозах и сценариях не просматривалось, и в целом ничто не предвещало беды.
Но все в мире стало меняться настолько быстро и непредсказуемо, что мажорные прогнозы стали меняться на панические. Известные аналитические центры стали считать текущий кризис самым глубоким со времен Великой депрессии 1930-х годов. По их прогнозам, мировая экономика из-за коронавируса потеряет не меньше 5,5 трлн долл.
Пандемия коронавируса вызвала макроэкономический шок. Еврокомиссия в пересмотренных прогнозах отметила, что экономика ЕС в 2020 году сократится более чем на 7 %. Но в случае прихода второй волны пандемии падение ВВП может достигнуть 16 %. Однако в четвертом квартале 2020 года большинство аналитических и прогнозных центров скорректировали цифры падения мировой экономики до 3,5–4,5 %.
В России кризис, вызванный пандемией коронавируса, больно ударил по всем сегментам: экономике, социальной сфере, культуре и т. д. От него пострадала и отрасль-донор – топливно-энергетический комплекс (ТЭК) и особенно нефтегазовый сервис. Падение в нем предсказывалось, по разным оценкам, от 20 и даже до 50 %.
В этой связи, в условиях значительной неопределенности развития ситуации в стране и мире, встает вопрос: что готовит нам 21-й год XXI века? Редакция журнала «Бурение и нефть» в канун нового года обратилась к экспертам с просьбой ответить на ряд вопросов, которые интересуют всех неравнодушных людей, в том числе и наших читателей.
1. Какими наиболее значимыми событиями на мировом энергетическом рынке отмечен 2020 год?
2. Насколько пострадал отечественный ТЭК от падения доходов от экспорта нефти, природного и сжиженного газа? Как это отразилось на нефтегазосервисном рынке? Какие меры предпринимаются для поддержки нефтегазосервиса в 2021 году и каковы перспективы его возвращения на мировой рынок?
3. Полтора десятилетия назад авторитетные ученые активно озвучивали идею сделать нефтегазовый комплекс локомотивом отечественной науки, производства и экономики в целом. Неужели ускоренный переход на рельсы ресурсно-инновационного развития так и останется благим пожеланием?
4. Как повлияют на развитие ТЭК западные санкции? Может они откроют глаза на порочность лозунга «Есть деньги – купим за рубежом готовое», может быть они станут стимулом для раскрытия возможностей отечественных машиностроительных и сервисных предприятий и покончат с импортозависимостью?
5. Благополучие страны во многом зависит от цены на нефть. Какой она будет в 2021 году и на перспективу до 2030 года? Не следует ли в этой связи активно развивать альтернативную энергетику?
6. «Уж сколько раз твердили миру…», что невыгодно гнать за рубеж сырую нефть, что надо развивать нефтегазохимию, глубокую переработку природных ресурсов, дома создавать продукцию высокого передела с высокой добавленной стоимостью. Что сейчас предпринимается в этом направлении?
7. Западное высокотехнологичное оборудование и технологии это, прежде всего, результат мощного финансирования науки, НИОКР, ОПИ, несопоставимого с российским. Многие отраслевые НИИ влачат жалкое существование. Еще Д.И. Менделеев предупреждал, что «без науки и с нефтью будут потемки». Как Вам представляется выход из сложившейся ситуации?
1. 
Одним из самых значимых событий, которое произошло в химической индустрии, я бы назвал вывод на проектную производительность уникального завода «ЗапСибНефтехим» (прим. – предприятие
ПАО «СИБУР Холдинг» в Тобольске). Во-первых, это действительно самый крупный завод в России. Мощность производства полиэтилена на нем составляет 1,5 млн т, полипропилена – 500 тыс. т. Это, конечно, большие объемы.
Если оценивать в целом нашу химическую промышленность, то мы отстали очень серьезно. Но если говорить о производстве полиэтилена и полипропилена, Россия подошла к общемировому уровню.
Что касается всех остальных составляющих химической отрасли, то мы далеки от того, чтобы догнать и перегнать не только передовые, а даже «средние» страны, поэтому в данной области предстоит еще много поработать. И считаю, что та работа, которая сейчас ведется, в том числе строительство Амурского газоперерабатывающего завода, немного подтянет нашу химическую промышленность. Как я уже говорил на выставке «Химия – 2020», достичь уровня передовых стран нам сегодня вряд ли удастся, но мы в состоянии значительно повысить удельный вес химического сектора в структуре нашей экономики и, естественно, ВВП. Нам нужно иметь около 10 заводов, таких как «ЗапСибНефтехим». Тогда мы сможем приблизиться к некоторым «средним» странам. А что касается передовых стран – Китая, США, Японии и др., то до таких масштабов нам еще далеко.
ПАО «СИБУР Холдинг» в Тобольске).
Еще одно из значимых событий, о котором мы не можем не говорить, это 75-летие Победы. Весь прошлый год по идее должен был пройти под флагом этого значимого юбилея. Но ситуация с COVID-19 и некоторыми другими моментами, которые были на международной арене, не позволили нам в полной мере использовать это событие для повышения уровня нашего сознания и патриотизма. Что говорить, эксперимент за который взялись Ленин и Сталин по поводу социализма – это уникальная вещь, и мы должны его рассматривать, действительно, как крупный социально-экономический эксперимент. Не все получилось, особенно в плане экономики, наверное, это и повлияло на результат. Но тем не менее оставило след в развитии мировой истории. И, в общем-то, мы помним и знаем, что и сегодня многие страны (среди них Китай, Куба, Вьетнам и целый ряд других стран) продолжают этот эксперимент.
Из отраслевых мероприятий я бы отметил, что несмотря на пандемию и все прочие ограничения, связанные с ней, мы провели две очень обстоятельные выставки – Татарстанский нефтегазохимический форум и выставку в Уфе (Российский Нефтегазохимический Форум и 28-я специализированная выставка «Газ. Нефть. Технологии»). Они в этот раз собрали меньшее число участников, но, тем не менее, участие в них приняли несколько сотен достаточно представительных крупнейших компаний отрасли. Пожалуй, это единственные мероприятия за весь прошлый год, проходившие не дистанционно. В общем, одна из проблем прошлого года, которая была связана с пандемией, это отсутствие общения людей, возможности обменяться мнениями по каким-то вопросам, как говорится, «вживую», а не виртуально. По необходимости мы проводили много подобных мероприятий. Тем не менее, на мой взгляд, их коэффициент полезного действия составляет 50 % от очных встреч. Но, несмотря на все ограничения, жизнь в нашем нефтяном сообществе не угасала, она продолжается, хотя и менее активно, чем обычно.
Также можно отметить VII Всероссийский съезд горнопромышленников. Это большое событие для всех наших горняков. Учитывая, что мы идем с ними рука об руку, считаю, что это то мероприятие, которое также следует отметить.
2. Конечно же, пострадал, потому что резко снизился денежный поток, затем все нефтяные компании вынуждены были сократить свои инвестиционные программы, касающиеся наиболее капиталоемких статей. Во-первых, это бурение, на него приходится около 50 % инвестиций. На все остальные вопросы, связанные с геологией, капитальным строительством, приходится вторая половина. Так что прежде всего последствия коснулись наших буровиков. Сократились объемы бурения. Пока еще нет окончательных статистических данных, можно опираться на статистику 2019 г. Тогда мы вышли на достаточно хороший уровень, объем бурения составлял примерно 27 млн м скважин. Думаю, по состоянию на 2020 г. эта цифра будет близка к 20 млн м. Во-вторых, в капитальном строительстве некоторые проекты вообще пришлось закрывать или переносить по срокам. Мы обсуждали на совете директоров ПАО «Транснефть» определенные вещи, относительно которых было сказано, что мы не закрываем эти проекты, а просто переносим их на следующий период.
Есть целый ряд других проблем. В том числе вынужденное сокращение вложений в геологию, хотя они и так-то очень небольшие. К примеру, раньше бурилось разведочных скважин около 1 млн м в год, иногда чуть меньше, чуть больше (максимально – 1,1 млн м). Думаю, что по итогам прошедшего года это составит около 800 тыс. м. Каковы последствия от такого сокращения? Если мы не пробурили новую скважину в прошлом году или не открыли новое месторождение, значит, не думаем о том, что будем делать завтра или послезавтра. Потому что из скважины, которую мы не пробурили в прошлом году, мы не добудем нефти ни в этом году, ни в следующем. А такое положение дел – большой минус для перспективы развития нашей нефтяной промышленности.
Есть еще один момент, о котором нельзя не сказать. Что произойдет, если мы снизили добычу на 50–55 млн т? Во-первых, это затраты. Ведь чтобы остановить скважину, а в данном случае не одну, а целые промыслы, потребуются серьезные затраты, а затем, когда появится необходимость увеличения добычи, будут нужны еще дополнительные затраты на ввод этих скважин. Российское правительство, учитывая пандемию и ситуацию с кризисом, на мой взгляд, работало очень предметно и достаточно активно, но все они не могли учесть. В том числе – малые компании, традиционно страдающие больше всех. Понятно, что большие компании в силу инерционности, обладая определенными запасами, находятся в лучшем положении. А малые не имеют никакого резерва (нет своих переработки, запасов). Мы просили руководства министерств и правительства поддержать малый нефтяной бизнес в вопросе предоставления кредитов с минимальными процентами.
Поэтому один из выводов, который можно сделать из этого кризиса – нужно серьезно заниматься малым бизнесом в нефтяной и газовой промышленности. У нас есть прекрасный пример Татарстана. Здесь сегодня 29 малых нефтяных компаний, которые добывают не очень много, но и не мало – около 6 млн т. За счет этого республика в последние годы не уменьшала, а увеличивала добычу, не беру в рассмотрение прошлый год, учитывая ситуацию с ОПЕК+. Но факт остается фактом: малому бизнесу нужно уделить больше внимания. У таких компаний «обоз» меньше, они более мобильны, поэтому могут быстрее (по необходимости) остановить предприятие и, если нужно, восстановить.
Правительство России и Минэнерго обсуждали целый ряд мер, которые необходимо предпринять. Самая важная – четко определить задание по снижению добычи по каждой компании, что является не простым делом. Мы договорились с руководством Минэнерго, что тех компаний, которые добывают менее 500 тыс. т в год, задача о снижении добычи не коснется.
3. Такие идеи были и продолжают оставаться, но, к сожалению, этого недостаточно. По-прежнему объемы инвестиций в науку и научные исследования у нас очень малы. Для примера: компания Shell в 2019 г. затратила на данную деятельность около 1 млрд $. У нас четкой статистики нет, экспертная оценка показала, что все отечественные нефтяные компании в целом тратят на эти направления около 250 млн $.
Сегодня один из главных «китов» нефтяной и газовой промышленности помимо запасов, которые я отношу на 1 место, это технологии, а без вложений в науку не будет никаких новых технологий. Уже около 5–6 лет мы занимаемся вопросами, связанными с созданием технологии для добычи нефти из баженовских отложений (прим. – Баженовская свита). Даже создали национальный проект по линии Минэнерго. Сейчас Баженовским проектом («бажен») занимается ПАО «Газпромнефть». Компания очень интересная, активная, одна из немногих, которая предметно занимается новыми технологиями. Но пока, если речь идет о «бажене», говорить о каком-то серьезном прорыве мы не можем. Для того чтобы были высокие результаты, необходимо объединить усилия всех компаний, которые занимаются данной темой. Прежде всего, это ООО «Ритэк» (прим. – входит в ПАО «ЛУКОЙЛ») и сама компания «ЛУКОЙЛ», «Сургутнефтегаз», которые добывают из баженовских отложений достаточно большой объем, но они оказались в стороне от этого национального проекта.
Мы как-то сравнивали, за счет чего американцы сумели так повысить уровень добычи? За счет сланцевой нефти, потому что в технологию добычи вложено по разным данным от 30 до 100 млрд $. Я имею ввиду финансовые вложения не одной компании, а всех, которые занимались и занимаются добычей этого вида нефти.
В России для того, чтобы создать качественную технологию, необходимо вложить 3 млрд $, тогда мы получим запасы около 10, а может быть и 20 млрд т. Если помножить эту цифру на стоимость нефтяных запасов, можно увидеть рентабельность от этих научных достижений. Поэтому в данном вопросе еще предстоит серьезная работа.
4. Уже 7 лет нефтегазовая отрасль работает в условиях санкций, и она не умерла. Да, какие-то сложности есть, но они заключаются в низких темпах разработки программ по импортонезависимости. С другой стороны, еще не достигнут высокий уровень выпускаемого оборудования. В данном направлении тоже предстоит серьезная работа.
Все вопросы, которые касаются импортонезависимости, зависят от налаженности нормативно-правовой работы. Для того, чтобы заниматься всерьез импортонезависимостью, создавать свое собственное оборудование, необходимо начинать со стандартизации, с тех технических требований, которые предъявляет наша нефтяная и газовая промышленность. В России есть хорошие примеры. В соавторстве с Ш.Г. Шариповым мы написали статью о работе, которая проводится в Башкирии по привлечению их машиностроительных предприятий (а там кластер машиностроительный очень мощный) к решению проблем нефтяной и газовой промышленности.
В этом плане нужно отдать должное ПАО «Газпром», которое вместе с «Транснефтью» является одним из лидеров – уровень потребления нашего отечественного оборудования составляет 93–94 %. Но нужно иметь в виду, что структура закупок этих компаний несколько иная. Основной сегмент приходится на трубы, которые и много весят, и дорого стоят. Тем не менее, в начале прошлого года совет директоров «Транснефти» был проведен в Челябинске, где построили два завода на одной площадке, один из которых выпускает магистральные насосы для перекачки нефти, а второй – электродвигатели к ним. Это колоссальное дело и очень хороший пример.
Если говорить о влиянии санкций, то семь лет назад в отрасли соотношение импортного оборудования к отечественному было 60/40. На сегодняшний день – 43/57. Также необходимо отметить тот факт, что комплектующие для отечественного оборудования могут быть импортного производства. Тем не менее, Министерство промышленности и торговли ведет серьезную целенаправленную работу по снижению поставок оборудования по импорту, и я убежден и вижу, что в этом направлении есть серьезные успехи.
Недавно «Транснефть» ввела в Татарстане завод по производству противотурбулентных присадок, необходимых для перекачки нефти. Считаю, что подобную работу нужно продолжать. В этом плане мы ощущаем серьезную поддержку Торгово-промышленной палаты и Фонда развития промышленности (ФРП), созданного в Министерстве промышленности и торговли. Эти меры позволили 300 предприятиям развить свое производство или создать новые технологии.
5. Цена на нефть стабилизировалась и остановилась на таком уровне, который в принципе для нас приемлемый. Она, конечно, не самая лучшая.
Я всегда считал и считаю, что в нынешних условиях оптимальная цена должна быть 80 $/барр., но даже та, которая есть сейчас (55–57 $/барр.), вполне устраивает бюджет страны и многие нефтяные компании. Говорить о каких-то серьезных увеличениях не приходится. Наоборот, как мы видим по итогам года, наблюдается сокращение добычи. Сегодня результат добычи – 55 млн т. И необходимо сокращать добычу!
Трагедии или коллапса в нефтяной промышленности не произошло, и это касается, в том числе, и нашего нефтегазового комплекса. Поэтому, если подводить итоги года, нужно сказать прямо, что наш нефтегазовый комплекс работал достаточно устойчиво, исходя из тех моментов, которые были и есть в экономике нашей страны и в экспорте.
Следует отметить, что газовая промышленность из этого кризиса вышла с меньшими потерями. Здесь тоже уменьшили добычу, но значительно меньше в процентном соотношении относительно нефти.
Что касается перспективных цен на нефть, это оценить очень сложно. Если темпы будут составлять 3–4 %, тогда будет спрос, и мы вернемся к тем объемам добычи, которые были в предыдущие годы, значит цена может возрасти. До какого именно значения, сказать сложно, гадать не будем. Думаю, точнее и лучше говорить о цене, которая будет в конце этого года.
Хотя существуют прогнозы, что к 2030 г. цена на нефть может составить 100 $, но известен пример и 140 $, поэтому ничего страшного нет. Цена 80 $/барр. может быть оптимальной на достаточно длительную перспективу.
7. Это правильно, Менделеев предупреждал – без науки и с нефтью будут потемки.
Выход из положения должен быть один – нужно работать! Необходимо внимательно изучить и рассмотреть деятельность всех институтов развития. Сейчас в России их более 30, однако за последние 10–15 лет сделано крайне мало. Работу институтов развития нужно направить на совершенно конкретные дела. Тогда, может быть, что-то продвинется с точки зрения внедрения науки. И еще один момент: нужна заинтересованность нефтяных компаний в развитии этой науки. В СНГПР приходит много разных предложений, изобретений. Но внедрить даже хорошее и интересное предложение, если эта инициатива не исходит от самой компании, фактически невозможно.
Я часто говорил, что нам нужно возродить комитет по науке и технике, который раньше был и следил за всеми подобными делами, поддерживал все научные предложения. Об этом говорит и наш коллега МаксимовА.Л. Я очень рад, что сегодня в составе правительства НовакА.В., который серьезно занимается вопросами нефти, газа и в целом всего ТЭК.
3. 
К сожалению, с чисто сиюминутной финансово-экономической точки зрения заниматься научно-технологическим развитием тем, кто получил возможность извлекать прибыль из продажи непереработанного сырья за рубеж, совершенно нецелесообразно. Тем более в условиях, когда расходы можно занижать по сравнению с доходами от экспорта путем планомерного целенаправленного занижения курса рубля по сравнению с курсом по паритету покупательной способности. Само собой ничего не произойдет – необходима целенаправленная общественная и государственная воля, правильные слова про которую, вроде, появились, но собственно воли – все еще нет.
4. Санкции могли бы стать стимулом при условии, что имеющие власть на самом деле всерьез безальтернативно почувствовали бы себя в «одной лодке» с народом, но этого в достаточной степени все еще нет.
5. Мое мнение неизменно: нефть и газ – не только энергоресурсы, но и ценное сырье для производства множества необходимых материалов. И поэтому даже если снизится их ценность как источников энергии, они останутся ценным источниками сырья для нефтехимии. Что касается альтернативной энергетики, то как работа исследовательская – удержание руки на пульсе прогресса, этим обязательно надо заниматься. Но с прикладной точки зрения, думаю, что для России и прежде всего для нашего собственного обустройства и развития, на ближайшую перспективу нефть и газ актуальнее.
6. К сожалению, радикальных мер и сдвигов не замечено.
7. Выхода пока не просматривается. Руководству страны необходимо больше верить в науку, во всяком случае, отечественную.
П.Н. Завальный отмечает, что цифровизация всех секторов экономики – необходимое условие ее устойчивого развития, поддержания глобальной конкурентоспособности. Она предлагает новые возможности повышения эффективности государственного управления, в том числе, использования бюджетных средств, пресечения коррупции. Цифровые технологии способны упростить доступ, повысить эффективность и адресность социальной помощи. Можно будет смелее проводить необходимые реформы для более ускоренного развития экономики, поскольку будут точные инструменты социальной защиты тех, кто в ней нуждается. Цифровизация ТЭК позволит достичь более высокой эффективности операционной деятельности, инвестиционных затрат. Интеллектуальные месторождения в нефтяной отрасли, интеллектуальные системы учета энергоресурсов, цифровое управление сетями и транспортными системами – без этого российский ТЭК просто не сможет развиваться и функционировать в условиях четвертой промышленной революции, смены мирового технологического уклада.
Наступление нового технологического уклада, четвертая промышленная революция ставят перед российской энергетикой масштабные задачи по повышению эффективности работы, развитию новых технологий, цифровой трансформации отрасли, введению в строй новых и модернизации действующих объектов.
«На выходе должен получиться новый энергетический уклад, который лучше всего описывается выражением «Интернет энергии» – некая экосистема производителей и потребителей энергии, которые интегрируются в общую инфраструктуру и обмениваются энергией. По мнению экспертов, новый технологический пакет, включающий современные энергетические, информационные и коммуникационные технологии, должен сформироваться в течение ближайших 5 лет, и именно он будет определять технологический профиль рынков оборудования, программных систем, инжиниринга и сервисов в энергетике», полагает Завальный (ред.).
Павел Николаевич Завальный заявил, открывая 18-й Международный форум «Газ России» 18 декабря 2020г., что по всем прогнозам, углеводородный характер мировой энергетики сохранится как минимум до 2040 года, несмотря на опережающий рост ВИЭ, и без нефти и газа на переходный период миру не обойтись. Делать ставку только на безуглеродные источники, как минимум, спорное решение. Такая политика и низкие цены на углеводороды дестимулируют инвестиции в отрасль, и это может привести к сокращению предложения, дефициту и последующему резкому скачку цен на газ. С учетом того, что отрасль инерционная, а инвестиционные циклы– длинные, можно получить риски серьезной разбалансировки европейского энергетического рынка.
Подводя итоги 2020 г., Павел Николаевич Завальный отметил, что мировой рынок СПГ растет опережающими темпами. По прогнозам, он может вырасти на 200 млн т уже в ближайшем десятилетии. Россия обладает рядом преимуществ перед другими производителями СПГ – большими запасами газа, удобной логистикой в плане близости к европейским и азиатским рынкам сбыта. Даже в 2020 г., когда экспорт отечественной нефти и трубного газа снизился из-за коронавирусных ограничений по всему миру, экспорт СПГ немного подрос. Важно укреплять российские позиции на мировом рынке СПГ, тем более, что развитие этого сектора индустрии дает значительный мультипликативный эффект для экономики страны. В течение 2020 г. Государственной Думой были приняты 10 федеральных законов, подготовленных комитетом, из них 6 в ходе весенней сессии и 4 – во время осенней (ред.).
4. На вопрос журнала «Бурение и нефть» П.Н. Завальный ответил в рамках онлайн пресс-конференции на платформе Международного мультимедийного центра МИА «Россия сегодня».
В 2020 г. отмечалось снижение цены на нефть и на газ и с этим связано снижение выручки на 40 %. Это очень существенно. Нефтегаз давал более 200 млрд долл. Снижение будет до 125–130 млрд долл. Это чувствительно для нашего бюджета, для компаний, но не убийственно. Да, сдвинутся установленные планы по бурению скважин с учетом новых реальностей. В то же время бюджет балансируется, резервы есть. Ситуация не критичная. Я считаю, что из этой ситуации наш ТЭК выходит с минимальными потерями, как собственно и наша страна. Наблюдаются не глобальные темпы снижения экономики. Будет восстановительный рост. Я считаю, что в 2021 г. как в энергетике, так и в экономике мы восстановим позиции. В России началась вакцинация. Это позволит если не избежать снижения экономики, то значительно снизить его последствия. Это скажется на спросе, на работе экономики и, соответственно, на энергоресурсах.
Я считаю, что наш ТЭК успешно справился с этим кризисом, и дальше все будет развиваться позитивно.
1. 
В данном вопросе все очевидно: это обвальное падение спроса и цен, карантинные меры марта–апреля 2020 г., возвращение в сделку «Опек+». Год был богат на события! Но прежде всего, естественно, это ситуация со спросом, ситуация с ценами, которые поставили давний философский вопрос: что ждет нефть в будущем? Является ли 2020 год неким «черным годом-исключением» или это начало новых тенденций? Многие заявляют, что прошедший год стал «пиковым в истории человечества». Но я считаю, что этот трудный год научил нас тому, что будущее чрезвычайно непредсказуемо, что все прогнозы, которые дают нам гарантированные результаты, далеки от реальности.
2. Отечественный ТЭК, естественно, пострадал очень сильно. Минувший год для российского нефтегаза безусловно был самым тяжелым за последнее десятилетие. Рассмотрим, например, нефтяную промышленность. Она оказалась под «тремя ударами» одновременно. Последствия этих ударов мы увидим в 2021 г. Первый удар – ценовой (обвал цен). Второй – проблемы добычи полезных ископаемых (из-за заключения сделки ОПЕК+ была вынужденно ограничена добыча). Официальные цифры сокращения добычи – 8,6 %, экспорт просел на 12,7 %. Это чудовищные цифры. А третий удар – налоговый. Российское правительство на законодательном уровне приняло решение об изъятии у нефтяных компаний более 100 млрд руб. в 2021 г. дополнительно.
Однако газовикам не было легче. На мировых рынках газа также наблюдался обвал цен. Экспорт газа также пострадал. Наблюдались очень серьезные издержки.
Самое интересное, что в глазах правительства нефтегазовый сектор выступает неким финансовым резервом, из которого возможно забирать излишки. И отечественный нефтегаз в очередной раз выполнил роль донора!
Относительно мер по поддержке нефтегазосервиса в 2021 г. было высказано несколько предложений. Они озвучивались еще весной 2020 г. – в самый разгар ограничений. Например, идея Государственного фонда незаконченных скважин, идея создания национальных хранилищ, идея ограничения срока оплаты оказанных сервисных услуг. Мы прекрасно понимаем, что нефтегазовый сервис окажется в очень трудной экономической ситуации, придется экономить на субподрядчиках. Логика государственной политики трактует, что все, что близко к нефти не нуждается в дополнительной поддержке. К сожалению, на государственные субсидии могут рассчитывать только крупные компании, которые мотивируют эту поддержку тем, что они реализуют «гигантские прорывные проекты».
3.Параллельно с этой идеей в течение последних 15 лет в России доминирует мнение о том, что нефтегазовый комплекс бесперспективен, что от него необходимо отказаться. В 2020 г. эта идея начала продвигаться еще более агрессивно в контексте пандемии. Как мне кажется, все это десятилетие сама отрасль занимала пассивную позицию. О самой отрасли отзывались в негативном ключе. Агрессивное давление наблюдается и сейчас. Ресурсно-инновационное развитие воспринимается неадекватно, а все силы предлагается бросить в некий «энергопереход», в том числе и на научный, некие «центры прорыва», которые фигурируют в различных инновационных зонах. Генерировать инновации в настоящее время не представляется выгодным.
4.С одной стороны, схема влияния западных экономических санкций проста – санкции могут стимулировать развитие отечественных технологий. В результате их влияния, естественно, начинают задумываться о продвижении новых технологических процессов. С другой стороны, зачастую, их влияние чрезвычайно сложно и неоднозначно. Можно привести и успешные примеры (по буровому оборудованию), и очевидные провалы (в области гидроразрывов пласта, сейсморазведки, изучении и добычи на шельфе). Все это определяется сложностью нефтегазовой отрасли.
Неоднозначность сегодняшней ситуации определяется и исторически сложившимися причинами. В Советском Союзе, например, разработками шельфа занимались значительно меньше, чем сушей. В данном вопросе не был накоплен интеллектуальный багаж, который бы собирался десятилетиями. За срок, ограниченный 5–10 годами, создать значительный потенциал невозможно!
Официальная статистика импортозамещения говорит: в настоящее время 50 % оборудования – российского производства. Конечно, можно заявить, что это неплохо. Однако наблюдается явная неравномерность по сегментам, которая видна на примере оборудования для осуществления гидроразрыва пласта или приборов программного обеспечения. В этих сферах доля импортного оборудования может достигать и 90 %. И с этим сложно что-либо сделать. Также можно добавить, что и заявленная цифра в 50 % не выглядит привлекательной– значительную конкуренцию представляет Китай. На сегодняшний день мы понимаем все реальные риски.
5. Делать прогноз относительно цен на нефть чрезвычайно сложно. Этот вопрос необходимо вначале адресовать вирусологам и медикам. После анализа их прогноза и можно говорить о цене на нефть. К сожалению, ожидаемые результаты не обнадеживают. Что же касается альтернативной энергетики, то ее развитие в России затруднительно. На сегодняшний день мы не можем создать конкурентоспособный экспортный продукт. Приведу элементарный пример, который можно математически просчитать: строительство и эксплуатация ветряных станций. Если, например, необходимо импортировать технологии из Германии, чтобы производить так называемую «зеленую энергию» в России и затем экспортировать ее обратно в Германию, то математически выходит, что этот процесс будет в 6–8 раз дороже, чем экспорт газа. Экспортировать электричество очень дорого! Если бы было выгодно экспортировать электричество, то уже давно бы экспортировали не газ, а произведенное из него электричество. К сожалению, это тупиковый путь, который предлагается с единственной целью – получить субсидии или дотации.
6.На сегодняшний день развитие нефтегазохимии является одной из самых востребованных тем в отрасли. В этом есть определенные сдвиги: развивается и газохимия, и нефтехимия, поэтому нельзя заявлять, что отрасль пребывает в стагнации. Принимаются интересные решения (например, обратный акциз по метану), ощущается готовность Минфина поддерживать отрасль специальными субсидиями. Однако вопрос значительно шире. Не поздно ли начинать подобные действия? Сегодня конкуренция в отрасли довольно жесткая. Некоторые известные проекты газохимических и нефтехимических предприятий чрезвычайно интересны. Однако и они упираются в попытку «выбить» государственные субсидии на их реализацию. В данном контексте я против того, чтобы переработка затевалась ради самой переработки! Должны быть экономически рентабельные проекты, которые бы воплощались с учетом логистики. Ведь если есть сырье, а мы не знаем, как доставить его до рынка сбыта дешевле, то какой вообще смысл в подобном проекте?
7.Совершенно ясно, что наука, особенно связанная с нефтегазовым комплексом, не может развиваться исключительно за бюджетный счет. Поэтому рассчитывать на то, что мы вернемся к так называемой советской модели финансирования науки не приходится. В процессе конкуренции выигрывают те научные разработчики, которые интересны крупным компаниям. Если ученые способны предлагать интересный продукт, то спрос на него найдется. Но, к сожалению, мечты о старой советской системе, когда деньги из бюджета поступали бесперебойно, все еще есть. В современных реалиях ситуация кардинально изменилась. Наука уже не может быть абстрактной.
Относительно нефтегазовых компаний: необходимо увеличивать расходы на НИОКР, и с этим я полностью согласен. Однако и в этом вопросе есть две крайности. Например, можно предложить обязать все нефтегазовые компании финансировать научные разработки. Другая крайность заключается в том, чтобы отменить все инвестиции в данной сфере и минимизировать текущие затраты. Но от этих решений пострадает прежде всего наука, и интересные и важные проекты не будут завершены.
1. 
Главным событием 2020 г. бесспорно стало аномальное падение мировых цен на углеводороды. Хотелось бы в 2021 г. увидеть их рост. Также нельзя не отметить и пандемию вируса COVID-19.
2. Наибольшие потери в ТЭК связаны с бизнесом компаний нефтегазового сервиса. Если не будет реализована программа «Незавершенная скважина», то последствия для сервисных компаний могут стать катастрофическими. Согласно нашим экспертным оценкам, в отечественном геофизическом бизнесе в 2021 г. могут обанкротиться сервисные компании, выполняющие 54% от объема сервисных работ в РФ, и будет утрачено 65% мощностей, занятых разработкой и производством геофизической техники.
3. Бездумная реализация этого «лозунга либералов» привела к утрате технологической независимости и гарантированной безопасности ТЭК России в области нефтегазового сервиса в целом и особенно в части высокотехнологического геофизического сервиса. Это противоречит действующим «Доктрине энергетической безопасности Российской Федерации» и «Энергетической стратегии Российской Федерации на период до 2035 года». Необходимо в составе ВИНК (вертикально-интегрированных нефтяных компаний) модернизировать сервисные подразделения и выводить их на глобальный рынок в сжатые сроки.
4. Про мировую цену утверждать не берусь, но твердо уверен, что российский нефтегазовый сервис может зарабатывать на глобальном рынке от экспорта услуг не меньше, чем страна зарабатывает от экспорта природного и сжиженного газа. Капитальные затраты по выводу сервиса на мировой рынок на несколько порядков ниже, чем строительство газопроводов и заводов по сжижению на суше и шельфе.
6. Затраты на инновационное развитие геофизического сервиса в России за последние 30 лет были в 100 раз ниже, чем в США, и в 150 раз ниже, чем в Китае. Результат: Россия на 30 лет утратила позиции на глобальном геофизическом рынке, Китай успешно работает в 57 странах мира с выручкой более $ 10 млрд и занимает второе место в мире после США, оттеснив Россию на третье место.
1. 
Заключение сделки ОПЕК+, по которому Россия впервые должна значительно снизить добычу в 2020–2022 гг.
Значительное падение мирового спроса на нефть в связи с пандемией COVID-19 и, как следствие, падение цен на сырье.
2. Отечественный ТЭК пострадал не сильно, поскольку девальвация рубля компенсировала падение цен на нефть.
Нефтегазосервисный рынок пострадал серьезно. Основная причина – сделка ОПЕК+. По нашим прогнозам, падение выручки нефтегазосервисных компаний в 2020г. составило 40–45 %, в 2021 г. дополнительное снижение выручки составит 10–15 %.
3. Надо развивать свободную рыночную экономику во всех отраслях, и нефтегазовая сфера не исключение. Как делают в США, где в данной отрасли работают тысячи средних и мелких компаний, которые сами формируют повестку для развития науки и технологий и соответствующие спрос и предложение.
4. Санкции повлияют негативно. Мир давно не фокусируется на 100 % локализации услуг и производства оборудования. Только рыночная экономика и взаимный обмен технологиями являются залогом развития и подъема экономики.
5. Цена Brent в 2021 г. по нашей оценке будет находиться в диапазоне $50–55/барр. Прогнозирование цен до 2030 г. дело бесперспективное, поскольку нужно учесть более сотни факторов (от технологических до геополитических), флуктуация которых даже в течение 2020 г. вызывала изменение цен на нефть от $60 до $15/барр. и обратно. Альтернативную энергетику развивать нужно (как «Plan B»), доля которой в энергетическом балансе страны к 2035 г. могла бы составить 10–15 %, что позволит начать хеджировать риски перехода к безуглеродной экономике.
6. Экспортировать нужно то, на что есть спрос и экономический смысл (прибыльность). Текущих мощностей нефтепереработки более чем достаточно, чтобы обеспечить Россию и прилегающие страны нефтепродуктами (топливом). Наиболее перспективно развитие нефтегазохимии: производство пропилена, полиэтилена, пластиков, синтетического каучука.
Ключевым событием для российского рынка можно назвать выход на полную мощность крупнейшего в стране завода – Запсибнефтехима. Существенная доля из 2 млн т полимеров, которые будут ежегодно производиться на заводе, вероятно, будет продаваться на премиальном внутреннем рынке, заместив основную часть из более чем 600 тыс. т импорта.
Важнейшим событием, повлиявшим на развитие отрасли в целом, стало принятие закона об обратном акцизе на СУГ и этан для нефтехимии. Новый инструмент поддержки позволит увеличить доходность нефтехимических проектов на легком сырье с 7–8 % до уровня 11–12 % и до 2025 г. привлечь в отрасль до 2,5 трлн руб. дополнительных инвестиций.
7. Отраслевым НИИ надо искать источники формирования прибыли и включаться в рыночную экономику. Наука должна стать бизнесом.
1. 
Главным событием 2020 г. стала пандемия. Для энергетической отрасли, включая нефтегазовую промышленность, она явилась ускорителем уже намечавшихся процессов перехода от опоры на ископаемые энергоносители к новой, экологически безвредной энергетике. Правительства развитых стран и ряд ведущих корпораций пришли к выводу, что падение спроса на энергию, вызванное спадом экономической активности, можно использовать для активной и даже радикальной декарбонизации. Планы утверждаются, деньги выделяются.
2.Добыча нефти в России сократилась за год примерно на 11 %, ее экспорт – на 16 %. Падение добычи газа было незначительным, если не считать периода с марта по сентябрь. Экспорт пострадал намного больше из-за теплой погоды в Европе и активизации поставщиков СПГ. Сервис пострадал меньше, поскольку операторы нефтедобычных проектов стали тратить больше средств на интенсивную эксплуатацию действующих промыслов, оставив планы освоения новых запасов.
3.Пик спроса на нефть (тем более на российскую с ее высокой себестоимостью добычи по сравнению с изобильными дешевыми запасами в других странах, таких, как Саудовская Аравия) уже позади, в 2019 г. Пик спроса на газ ожидается до 2030–2035 гг. Нефтегазовую отрасль в новых условиях никак нельзя считать каким-то «локомотивом» научно-технологического прогресса. Мир переключается на новую энергетику. Более того, на горизонте сейчас другие приоритеты – отказ от экономики, основанной на ресурсной ренте, в пользу экономики, основанной на знании.
4.Во-первых, бессмысленно говорить о санкциях без понимания причин, их вызвавших. Без устранения их от санкций не избавиться. Во-вторых, импортозамещение – это консервация технологической отсталости. В наш век без международной кооперации развития нет. А без обмена знаниями и опытом отечественные новации всегда будут дороже, хуже и длительнее в разработке. Гордиться тем, что патриотически загнали себя в самоизоляцию – несерьезно.
5. Цену нефти я не предсказываю. А альтернативную энергетику развивать все равно придется хотя бы для того, чтобы не остаться на обочине мирового прогресса.
6. Нефтегазохимия в России больших перспектив не имеет. По себестоимости продукции и по логистике она не выдерживает конкуренции и коммерчески нерентабельна кроме нескольких проектов-исключений.
7. Я не вижу серьезных усилий правительства для формирования надежной, устойчивой среды научно-технологических разработок.
2. 
В настоящий момент Правительством РФ, профильными ФОИВ и отдельными дальновидными недропользователями предпринимаются различные шаги для смягчения кризисной ситуации для пострадавших сегментов отрасли. Поддержка государства реализуется в форме создания системы «льготного факторинга», в дополнение к регуляторным, фискальным и финансовым инструментам, планируемым к введению. Она могла бы значительно и оперативно помочь нефтесервисным предприятиям и компаниям-производителям в борьбе за выживание в сложившейся ситуации.
3. В ситуации ужесточения конкуренции за рынки сбыта УВС и нарастающей тенденции снижения себестоимости добычи у конкурентов единственным выходом для нашей экономики остается ставка на инновации, технологии и промышленный потенциал вкупе с ВИЭ. К сожалению, не все это понимают, и мы не обращаем должного внимания на стимулирование технологического и инновационного развития. Много хороших инициатив упирается в отсутствие компетенций у «компетентных органов» и обычную бюрократию.
4. Западные санкции уже в значительной степени подстегнули развитие технологического и промышленного потенциала. Сейчас главное – не останавливаться на достигнутом, а двигаться вперед.
5. Этот вопрос становится более актуальным с каждым днем и привлекает все больше внимания не только со стороны органов власти, заинтересованных в развитии направления, но и непосредственно реального сектора – бизнеса. Для достижения реальных результатов, как и в любом перспективном направлении, здесь необходима синергия бизнеса и власти, достигаемая за счет создания эффективных механизмов государственного регулирования. Если мы не хотим отстать от Запада, то необходимо стимулировать данное направление за счет фискальных, финансовых льгот и преференций для бизнеса.
6. Шаги предпринимаются, но они, на наш взгляд, недостаточны и неадекватны. Нельзя просто заставлять владельцев нефтегазоперерабатывающих активов вкладывать средства в модернизацию и инновации путем налогового и акцизного регулирования (как это сейчас делается). Это приводит к тому, что они просто перемещают центры прибыли в розницу, и мы наблюдаем необоснованный рост цен на заправочных станциях и в оптово-розничных сетях, а также снижение конкурентоспособности отечественной продукции на мировом рынке. Необходим комплексный поход и решение глубинных проблем («черт кроется в деталях»).
Одной из таких проблемных зон является полное отсутствие натурных испытательных и метрологических центров для данного вида оборудования. Производитель и разработчик не в состоянии осилить такие вложения, чтобы доказать потребителю, что его оборудование и технологии (иногда передовые и не имеющие мировых аналогов), применяемые на опасных производствах, безопасны и эффективны, а потребитель обоснованно не желает рисковать и испытывать новые технологии на своих объектах. В данной ситуации у потребителя нет выбора, и он вынужден покупать данные технологии и оборудование за рубежом. Для решения такого рода комплексных и финансовоемких вопросов и необходима реальная помощь государства.
7. Единственный выход – это реформирование системы государственного регулирования и полный уход от нефункциональной системы «полуручного» управления экономикой через «круговую поруку» (как это происходит сейчас) в сторону системного регулирования экономики через ограниченный набор доступных государственным регуляторам инструментов и создания четких правил игры (мировая практика). Рыночная модель экономики подразумевает саморегулирование на принципе «спрос определяет предложение», и все что нужно – это создать равные и справедливые условия для всех игроков рынка, осуществляя регулирование только на микроуровне.
Нужны технологии, инновации и сильное производство – введите дифференцированные налоговые и кредитные ставки, компенсирующие затраты на НИОКР и техническое перевооружение, не нужно лезть в макроэкономику и пытаться помочь одним, забирая у других. Принцип естественного отбора: выживет умнейший и сильнейший и даст «перспективное потомство».
Еще один большой вопрос нашей отрасли и экономики в целом – это экспорт. В связи с ограниченностью и конкурентностью российского рынка все больше предприятий осознают необходимость двигаться за рубеж. Здесь как раз необходима системная поддержка государства именно тем компаниям, которые стремятся расти и осваивать новые рынки. Многое уже делается, но очень медленно и не всегда достаточно (опять тонем в бюрократии). Для удовлетворения всем требованиям зарубежных потребителей необходима именно системная поддержка по выходу и продвижению востребованной отечественной продукции и технологий на зарубежные рынки. Создание сети многофункциональных центров общего доступа на принципах ГЧП в ключевых страновых сегментах (концепция, предлагаемая Союзом ПНГО) позволило бы значительно помочь экспортерам и повлиять на ситуацию без привлечения каких бы то ни было средств от государства.
1. 
Главное событие – это значительное снижение объемов потребления нефти в связи с пандемией коронавируса. Таким образом, на рынке оказался излишек нефти, что привело к сильному снижению цен на нефть. Излишек оперативно пришлось компенсировать соглашением о снижении добычи ОПЕК+. В противном случае цены на нефть были бы на грани рентабельности, что прямо негативно повлияло бы на доходы отрасли в целом и нашей страны в частности.
2. Российский ТЭК, безусловно, сильно пострадал, в первую очередь от падения доходов от экспорта нефти в связи со снижением объемов добычи. Компании сократили объем бурения, приостановили реализацию ряда проектов, сокращали персонал. Но здесь важно понимать, что если бы не было вынужденного соглашения о снижении добычи, то тогда цена на нефть могла быть в несколько раз меньше, и это еще больше ударило и по самим компаниям, и по российскому бюджету.
На сервисные компании ограничение добычи повлияло самым негативным образом. Объем бурения сократился в среднем по стране на 30 %, что является беспрецедентной величиной. Если крупные сервисные компании еще могут выдержать данное сокращение, то средние и небольшие уже нет. Мы наблюдаем процесс банкротств и закрытий сервисных компаний. Этому способствует также значительное увеличение сроков оплаты нефтегазовых компаний своим подрядчикам. Например, «Татнефть» платит через 360 дней после выполнения работ, «Газпром нефть» через 180 дней. Это смертельные условия для бизнеса!
Что касается поддержки российского нефтегазового сервиса, то тут все плохо. Фактически, каких-либо специализированных отраслевых мер нет. Наиболее эффективной мерой была бы реализация инициативы по созданию фонда незавершенных скважин, когда нефтяные компании строили бы скважины «впрок» без ввода их в эксплуатацию до окончания действия соглашения ОПЕК+ или изменения его параметров, что давало бы заказы на бурение и сопутствующие услуги и оборудование.
Но до сих пор эта инициатива не реализована из-за неспособности договориться Минфина, Минэнерго и нефтегазодобывающих компаний. Насколько мы это видим – из-за разногласий в получении потенциальной прибыли от данных проектов. А в это время наши сервисные компании закрываются, проводятся сокращения и теряются квалифицированные кадры.
В подобной ситуации мы ожидаем увеличения доли иностранных сервисных компаний в России. Таким образом, будет происходить импортозамещение наоборот и зависимость от иностранных технологий и компаний в данном ключевом секторе будет увеличиваться.
3. Я бы не стал делать таких пессимистичных заявлений. ТЭК является основной базой и локомотивом развития многих отраслей, в том числе науки и промышленности. Во-первых, это основной плательщик в бюджет, за первое полугодие 2020 г. доля нефтегазовых доходов в бюджете – 29,3 %, это 9,09 трлн руб., и эти деньги используются для финансирования социальных расходов, науки, образования, поддержки промышленности и импортозамещения.
Во-вторых, нефтегазовый комплекс ежегодно закупает на несколько триллионов рублей российской продукции, услуг и работ. Это прямые инвестиции в развитие российской экономики, промышленности и технологий. Да, долю российского в общем объеме закупок хотелось бы видеть больше, и мы работаем над этим, лоббируя приоритет российского оборудования и увеличения квот по его закупкам, как минимум, госкомпаниями. Одновременно с этим необходимо менять условия контрактов, учитывать долгосрочные интересы и формировать условия для развития российских производителей и подрядчиков.
4. Санкции играют двойственную роль. С одной стороны, в настоящий момент они сдерживают развитие отрасли, так как происходит ограничение финансирования ряда российских нефтегазовых проектов, а также приостановка реализации некоторых из них из-за ухода иностранных участников, имеющих необходимые технические компетенции, которые у нас отсутствуют. Наиболее яркие примеры: выход ExxonMobil из совместных проектов с «Роснефтью» в Карском и Черных морях, а также фактический выход Shell из совместного проекта с «Газпромом» на Южно-Киринском месторождении. Многие совместные проекты по добыче нетрадиционной нефти также были приостановлены из-за выхода иностранных участников: ExxonMobil и «Роснефти» в Западной Сибири; BP и «Роснефти» в Оренбургской области; Total и «ЛУКОЙЛ» в ХМАО-Югре; Shell и «Газпром нефть» также в ХМАО-Югре. Кроме этого под жесткими санкциями находится реализация газопроводного проекта «Северный поток-2», из-за чего он до сих пор не построен.
В то же время именно благодаря санкциям российские нефтегазовые компании начали стремиться использовать именно российские технологические решения, заниматься импортозамещением и поддерживать российских разработчиков. Государство в свою очередь также проводит для этого определенную работу, в том числе разработаны отраслевые планы по снижению зависимости от импорта, созданы и активно используются бизнесом различные меры господдержки отечественных производителей. По данным Минпромторга России рост объемов производства российского нефтегазового машиностроения был в последнее время около 3–4 % ежегодно. По итогам 2020 г. ожидается снижение импорта до 43 %, в прошлом году этот показатель составил 45 %. Что очень важно – при этом увеличивается экспорт российской продукции! Наконец-то нормативно закреплен приоритет российской продукции перед иностранной при закупках госкомпаниями, чего Национальная Ассоциация нефтегазового сервиса добивалась очень долго!
Однако в нефтегазовом сервисе все намного хуже, чем у производителей. Фактически предприятия предоставлены сами себе, а нефтегазодобывающие компании-заказчики хотят получить максимум работ за минимальную цену, при этом откладывая оплату подрядчику на длительный срок. В этих условиях у сервисных компаний зачастую нет возможности на равных конкурировать с западными игроками, все более активно заходят на российский сервисный рынок китайские подрядчики. Это, безусловно, крайне негативные тенденции, отрицательно влияющие на технологическую безопасность отрасли. Государство должно разработать отраслевые меры поддержки и развития именно для сервисных компаний с безусловным приоритетом их перед иностранными конкурентами на российском рынке.
5. В 2021 г. в среднем цена на нефть скорее всего будет в районе 50–60 долларов за баррель. Как мы видим, на этот уровень ориентируется ОПЕК+ в рамках своего соглашения и его периодической корректировки. Это позволяет иметь «приемлемый» доход от продажи нефти и сдерживать добычу на более затратных сланцевых и шельфовых проектах. Кроме этого, высокая цена на нефть делает альтернативную энергетику более конкурентоспособной по цене, что также не входит в интересы добывающих стран.
В долгосрочной перспективе, 10–20 лет, цена на нефть будет снижаться. Этому способствует развитие возобновляемой и альтернативной энергетики, а также транспорта на электротяге и альтернативной энергии, например, энергии из водорода. Все это приводит к долгосрочному тренду на снижение удельного спроса на нефть в качестве топлива при одновременном развитии технологий добычи нефти, снижающих ее себестоимость и повышающих эффективность и возможности добычи.
Но это не говорит о том, что нефть не будет нужна. В абсолютных величинах спрос на нефть с высокой вероятностью в ближайшие десятилетия будет даже расти. Не надо забывать, что население в мире ежегодно увеличивается, и данный прирост идет за счет бедных и развивающихся стран. Почти половина потребления нефти в мире сосредоточена в транспортном секторе, поэтому альтернативные источники энергии в этих странах в ближайшее время активно использоваться точно не будут.
Что касается альтернативной энергетики, то безусловно ее необходимо развивать, так как в любом случае за ней будущее, и Россия в технологическом плане уже активно участвует в этом процессе. Например, солнечные панели одного из российских разработчиков являются одними из самых эффективных в мире по выработке электроэнергии. Постоянно вводятся новые солнечные и ветровые электростанции практически по всей стране– в 2020 году были запущены 1,07 ГВт новых возобновляемых источников энергии (330 МВт солнечных электростанций, 710 МВт ветряных электростанций). И эти темпы постоянно растут. Более того, мы экспортирует данные технологии!
6. Совершенно верно, что необходимо максимально перерабатывать углеводороды у себя в стране и экспортировать полуфабрикаты или готовую продукцию. Это – рентабельный бизнес, приносящий бизнесу больше прибыли, а государству налогов для обеспечения социальных и экономических потребностей общества. Один рубль в нефтегазохимии создает дополнительно два рубля в экономике за счет взаимодействия со смежными отраслями. Кроме этого, идет развитие технологий, компетенций, образования и науки. Также развитие нефтегазохимии будет обеспечивать внутреннюю потребность на углеводороды при снижении ее на международных рынках в будущем. Ну и не совсем правильно импортировать за большие деньги продукцию, сделанную из наших же углеводородов, в то время как мы могли бы производить ее сами.
Бизнес понимает важность данных направлений и активно начал развивать их – ведется развитие и создание крупных нефтегазохимических комплексов – ЗапСибНефтехим, Амурский газохимический комплекс, Восточный нефтехимический комплекс и др. В свою очередь органы власти стараются максимально содействовать. В 2019 г. утверждена «дорожная карта» по развитию нефтегазохимического комплекса в Российской Федерации на период до 2025 г., в которой отражены целевые показатели по развитию отрасли и необходимые меры, в том числе нормативные, для их достижения. В январе 2021 г. Президент России дал целый ряд поручений по стратегическому развитию нефтегазохимической отрасли. Отметим наиболее важные: налоговые изменения, акцент на малотоннажную и среднетоннажную химию, стимулирование спроса на отечественную нефтегазохимическую продукцию, расширение инвестиций в отрасль, стандартизация, создание новых отраслевых кластеров и развитие существующих проектов и т. д. Фактически данные поручения – старт серьезной работы по ускоренному развитию отрасли.
7. Действительно, по уровню вложений в НИОКР российские компании кратно отстают от крупнейших западных. Если крупнейшие международные сервисные компании вкладывают около 10 % бюджета в новые исследования, то у российских в хорошем случае – это несколько процентов. У этого есть ряд причин. Во-первых, мы слишком привыкли использовать готовые западные решения, а создавать свои– это сложно, дорого и долго. Во-вторых, у сервисных и технологических компаний сейчас практически нет денег, чтобы вкладываться в НИОКР, так как большинство из них работают на грани рентабельности из-за практики добывающих компаний снижать расценки на услуги до минимума. В то же время российская наука зачастую оторвана от реальных потребностей отрасли, а необходимо решать конкретные практические отраслевые задачи, поэтому отчасти здесь мяч на стороне научных учреждений – они должны учиться работать на потребности бизнеса.
Отдельной большой проблемой в развитии обозначенного выше первого тезиса можно также выделить сложность процесса внедрения отечественных инноваций в нефтегазовую сферу. Нефтегазовые компании не горят желанием использовать новые отечественные разработки, более того, даже провести опытно-промышленные испытания на их объектах удается далеко не всем даже за свой счет. Вариантом решения этого может быть установление для компаний, контролируемых государством, повышенных минимальных квот на инвестиции в НИОКР, а также соответствующие KPI для руководства и увязка вознаграждения с их выполнением. Также этому будет способствовать обязательная практика госзакупок с оценкой совокупной стоимости жизненного цикла товаров/работ/услуг. Это заставит искать и покупать более эффективные решения.
И, конечно, нефтегазовые компании должны делать доступной долгосрочную потребность в оборудовании, технологиях, чтобы российские технологические компании и наука могли оценивать возможность работы над их созданием, ведь разработка серьезных технологий и оборудования в нефтегазовой сфере занимает минимум несколько лет. Сейчас чаще всего заказчик просит показать, что уже есть готового, что он может применить, вместо совместной работы над продуктом. В масштабах страны и в условиях необходимости ускоренного импортозамещения ввиду усиления санкций, такой подход не работает!
